Семейная, династическая история Дома Романовых в последние годы активно изучается. Книга А.Н. Сидоровой, посвящённая воспитанию сыновей Николая I и Александра II, не являвшихся первенцами (и соответственно не игравших роли наследника престола), – важный шаг в этом направлении. На фоне многих других работ по данной тематике она отличается колоссальной источниковой базой, значительная часть которой до сих пор остаётся неопубликованной и не привлекала ещё внимание исследователей.

В первой части работы автор кратко очерчивает историю великокняжеского титула и место института великих князей в государственной системе Российской империи после издании в 1797 г. Акта о престолонаследии и Учреждения об Императорской фамилии. Поскольку павловское нормотворчество, прочерчивая границы возможного и невозможного, фиксировало права и обязанности августейших особ (правда, лишь косвенно и только в вопросах престолонаследия), исследовательница даже уподобляет их «особой сословной общности со своими специфическими правами и обязанностями» (с. 25), что всё же едва ли корректно. Впрочем, затем она абсолютно справедливо отмечает внесословный и внеправовой – по отношению к юрисдикции общих законов – статус великих князей (с. 38). Исчерпывающе раскрыв служебный функционал родственников царя (с. 41–42), Сидорова видит в них «промежуточное и связующее звено между самодержцем и элитой общества – высшими слоями бюрократии и дворянства» (с. 41). Однако такое несколько упрощённое представление неизбежно предполагает определённую формализацию, в то время как каждый из царских детей, а позднее и всех потомков Николая I в XIX – начале XX в. занимал собственную уникальную нишу в политической иерархии. Императоры лично определяли должностные обязанности и положение своих сыновей, братьев и дядьёв, деятельность которых подчас вызывала у сановников скепсис, а к концу XIX в. – с трудом скрываемое, а иногда и нескрываемое недовольство.

Сидорова обстоятельно излагает историю создания, оглашения и публикации законов 1797 г. (с. 25–29), их применения в сложной династической ситуации последних лет жизни Александра I и междуцарствия (с. 29–31), анализирует манифесты 1826 и 1855 гг. (с. 31) и корректировку Учреждения об Императорской фамилии в 1820, 1861, 1885 и 1886 гг. (с. 32–33). В книге приведены сведения о титуловании великих князей, их гербах и орденах (с. 34–35), формах присяги и церемониале её принесения (с. 38–41). Не забыто и о полагавшемся им материальном обеспечении (с. 35–37). Говоря о регламентации семейно-брачных отношений великих князей, Сидорова называет «обязательным условием» принадлежность невест к православию или их обращение в греко-российскую веру непосредственно перед замужеством (с. 35). Между тем это правило с 1870-х гг. не раз нарушалось. Так, вел. кн. Мария Павловна-старшая, супруга вел. кн. Владимира Александровича, приняла православие лишь через 33 года после замужества, менее чем за год до кончины мужа. А жена вел. кн. Константина Константиновича – вел. кн. Елизавета Маврикиевна – ушла из жизни лютеранкой.

Во второй части исследования рассказывается о формировании программ и принципов великокняжеского воспитания. При этом автор учитывает и практику допетровского времени, и опыт XVIII в. Особое внимание уделяется подходу Екатерины II к воспитанию сына и старших внуков – Александра и Константина, которых целенаправленно и систематично готовили к исполнению некой высокой миссии, понимавшейся в духе просветительских ценностей, отчасти в ущерб удовлетворению детской потребности в заботе и ласке (с. 53–57). Младших сыновей Павла воспитывала уже их мать, императрица Мария Фёдоровна. Она придерживалась даже ещё более строгих дисциплинарных правил, чем её свекровь. Но если Екатерина II, опять же в соответствии со стереотипами Просвещения, усматривала главную цель воспитания в формировании личности, обладавшей чуть ли не возрожденческой образованностью и широтой кругозора, пусть и без глубокого погружения в какие-то конкретные области знаний, то Мария Фёдоровна стремилась к гораздо более приземлённым и прикладным результатам: полагая, что Николаю и Михаилу не придётся царствовать, она готовила их к военной службе (с. 57–58). По-видимому, и намерение (правда так и не реализованное) дать им университетское или лицейское образование также было связано с мыслью о необходимости профессиональной выучки в признанных и авторитетных заведениях. В целом же разработанная под её внимательным надзором система обучения младших сыновей по количеству и характеру изучаемых предметов и дисциплин «не уступала просвещённой программе», составленной их бабушкой для старших внуков (с. 58), однако даже это не сглаживало существенной разницы в подходах к воспитанию. Важнейшим нововведением стала детальная регламентация великокняжеской повседневности, включавшая такую деталь, как непременное ведение ежедневных записей. Как отмечает Сидорова, Мария Фёдоровна видела в этой практике способ «развития в детях самодисциплины и организованности» (с. 59). И это важно учитывать для понимания специфики дневниковой культуры представителей династии в XIX – начале XX в. Отнюдь не случайно, к примеру, в дневниках Николая II позже фиксировались не размышления о политических событиях и решениях, а лишь детали индивидуального распорядка дня – это норма для существовавшей с XIX в. традиции.

По мнению исследовательницы, «образовательная система» Марии Фёдоровны имела «существенные минусы»: слабый методически и дидактически уровень преподавателей, злоупотреблявших мелочными придирками и насаждавших буквально палочную дисциплину, отсутствие между великими князьями и их матерью «тёплых и доверительных отношений» (с. 59–60). Испытав на себе издержки педагогического формализма, Николай I всегда придавал особое значение «формированию личности и нравственности» своих детей (с. 61). Вместе с тем, не полагаясь на собственный опыт, который не без основания считал неудачным, он интересовался мнениями разных лиц, пользовавшихся его доверием, о том, чему и как нужно учить молодых царевичей (с. 62–63). Так, по словам исследовательницы, «близким и доверенным другом» и «хранителем семейных преданий» для монарха был кн. А.Н. Голицын, служивший ещё при Екатерине II и с молодых лет пользовавшийся особым расположением Александра I. Именно на его попечении оставались великие князья, когда их родители находились в отъезде (с. 95–98).

Установившийся при Николае I среди членов династии культ семейственности не только соответствовал распространённой в посленаполеоновской Европе моде на поведение монарха как «частного человека», о чём пишет Сидорова (с. 63), но и являлся своеобразной реакцией на тягостную атмосферу разлада, характерную для Императорской фамилии в конце XVIII – первой четверти XIX в. Теперь её сменила нарочитая демонстрация домашнего счастья, хранительницей которого и надёжной помощницей царя выступала императрица Александра Фёдоровна (с. 64). Вместе с мужем она даже больше, нежели Екатерина II, лично и каждодневно участвовала в эмоциональном и интеллектуальном развитии детей (с. 64–68). Его стержнем являлось восприятие и усвоение «идеи долга» как «главной идеи нравственного воспитания» (с. 81, 114–115). При этом, помня о своей судьбе и наблюдая за поворотами в жизни представителей европейских династий, Николай I считал необходимым, чтобы каждый из великих князей был в полной мере готов к вступлению на престол (с. 324).

Наиболее обширна третья часть книги, в которой рассматривается, как были организованы воспитание, общеобразовательная и профессиональная подготовка трёх сыновей Николая I – Константина, Николая и Михаила. Впечатляет не только детализация собранного и систематизированного исследовательницей материала, но и широта охвата всех сторон жизни царевичей – от рождения и создания для них мерных икон до принесения присяги и начала государственной деятельности.

Любопытно, что по распоряжению императора в повседневном быту его сыновья носили русскую национальную одежду. Сидорова объясняет это «склонностью» царя к образам «русского стиля», олицетворявшим для него «единение высшей власти с народом» (с. 94). Между тем Николай I, строго следивший за внешним видом подданных, официально запрещал дворянам и чиновникам появляться в публичных местах в простонародных костюмах, и А.С. Хомяков демонстративно эпатировал современников своей косовороткой. Столь странное раздвоение требований в семье и в обществе, выявленное в монографии, безусловно, ещё нуждается в осмыслении.

Повседневная жизнь великих князей, которых с малолетства приучали к воинскому духу и долгу, изобиловала армейской атрибутикой, даже поощрения от отца выражались преимущественно в новом мундире или в «назначении и продвижении по символической служебной лестнице» подразделения, где числился царский сын (с. 125–126). Изучению военного дела, как в теории, так и на манёврах, придавалось исключительное значение. Закреплялись же полученные знания в реальной боевой обстановке – в Венгрии или в Крыму (с. 195, 200–202). Однако при этом отнюдь не игнорировались общеобразовательные дисциплины и предметы, развивавшие творческие способности. Более того, прививая им навыки «частного человека», царских детей обучали даже ручному труду (с. 164) и умению распоряжаться деньгами, что представляло нетривиальную задачу, поскольку при полном дворцовом обеспечении их ценность, по сути, не ощущалась (с. 138–139). С этим соседствовала жёсткая муштра придворным этикетом (с. 137–138), составлявшим неотъемлемую часть династического искусства. Учебный курс, а вместе с ним и детская жизнь великих князей заканчивались путешествиями – по России и европейским государствам (вел. кн. Константин Николаевич посетил даже владения султана). Кстати, было бы интересно сопоставить поездки по России младших сыновей Николая I – Николая и Михаила – в начале 1850-х гг. (с. 207) с тем, как знакомился со страной вел. кн. Александр Николаевич в 1837 г.

В последних частях книги анализируются воспитательные установки, принятые в семье Александра II в бытность его цесаревичем¹ и после восшествия на престол в 1855 г., а также их практическое воплощение. В этот период педагогическая система, заложенная при Екатерине II и доведённая до совершенства Николаем I, уже явно переживала кризис. В частности, в ней заметно изменилась роль императора. Александр II, в отличие от отца, не проявлял особой «заинтересованности в мельчайших подробностях быта его детей» и в гораздо меньшей степени стремился «контролировать их жизнь». Заботы по воспитанию и образованию сыновей он по большей части делегировал императрице Марии Александровне (с. 224, 226). В результате у них не оказалось «единого и сильного авторитета» (с. 289–290), что не могло не отразиться на формировании их нравственных представлений (с. 290–294). Не на пользу шла и частая ротация преподавателей, из-за которой страдали успеваемость и прилежание (с. 313–319).

Следовало бы отметить и непростые отношения с матерью вел. кн. Александра Александровича, ставшего наследником только в 1865 г. после смерти своего старшего брата – вел. кн. Николая Александровича. Императрица, ревниво смотревшая на роль в правящих кругах вел. кн. Константина Николаевича, намеренно увеличивала дистанцию между своими сыновьями, опасаясь, что впоследствии второй сможет в чём-то затмить первого. Настороженно и недоверчиво восприняла императрица и свою невестку².

После выхода книги А.Н. Сидоровой практически не остаётся закрытых сторон в жизни, протекавшей в детских комнатах царских дворцов при Николае I и Александре II. Нельзя не отметить и тщательно, с огромной любовью и безупречным вкусом подобранный иллюстративный материал, включающий уникальные рисунки и фотографии из ГА РФ и музейных собраний. Соединение ценнейших фактических данных, их высокопрофессионального аналитического осмысления и редких изображений, передающих колорит изучаемого времени, превращает монографию в обстоятельный путеводитель по эпохе и прочный фундамент для дальнейших исследований.