«Ах, товарищи потомки, – на хитрости строился социализм»
«Ах, товарищи потомки, – на хитрости строился социализм»
Аннотация
Код статьи
S086956870017310-2-1
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Красовицкая Тамара Юсуфовна 
Аффилиация: Институт российской истории РАН
Адрес: Российская Федерация, Москва
Выпуск
Страницы
24-36
Аннотация

      

Классификатор
Получено
19.08.2021
Дата публикации
09.11.2021
Всего подписок
13
Всего просмотров
4065
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf
Доступ к дополнительным сервисам
Дополнительные сервисы только на эту статью
Дополнительные сервисы на весь выпуск”
Дополнительные сервисы на все выпуски за 2021 год
1 Статью, переполненную статистическими расчётами, Б.Н. Миронов завершает вопросом: «Можно ли считать советский национальный проект состоятельным? Мнения на этот счёт разделились. Мне представляется заслуживающей уважения точка зрения, согласно которой объективно Советский Союз был не “тюрьмой народов”, а “колыбелью наций”, “империей позитивного действия”, питомником для выращивания и конструирования национальных государств». Здесь, по сути, сведены в одну две проблемы. Первая – это оценка состоятельности советского национального проекта. И вторая – был ли Советский Союз (инструмент этого проекта) таким «питомником»? Оценка «колыбель наций» ни армянам, ни грузинам, ни евреям, да и многим иным, не пришлась бы по вкусу.
2 Но Т. Мартин действительно «осовременил» оценку СССР – первой страны, где разрабатывались программы положительной деятельности в интересах национальных меньшинств. Идеологический контент интернационализма – программное положение о равенстве шансов – автор заменил концепцией Affirmative Action, заложив в неё преференции «положительного (позитивного) действия». Образование СССР он считал исторической премьерой: ни одна страна не сравнилась с советскими начинаниями по масштабности1. В 1920-е гг. удавалось организационно сочетать советский интернационализм с этнокультурными интересами в том, что Мартин выразил формулой «империи аффирмативных действий». Не сбросишь со счетов интересный опыт слияния интеллектуальной истории и политической практики, возможностей осмысления в ней хитросплетений этнических и советских идентичностей.
1. Мартин Т. Империя положительной деятельности. Нации и национализм в СССР. 1923–1939. М., 2011.
3 Большевики пытались придать национальным элитам влиятельности и отправляли «на места» лояльных представителей. Именно эту линию поддерживает и Миронов, подробнейше исчисляя снижение в республиканских структурах власти доли русских. Для анализа автор использует, по его мнению, адекватные источники – всесоюзные переписи населения 1926, 1959, 1970, 1979 и 1989 гг., содержащие сведения об этническом составе управленцев разных сфер и уровней, а также и Всероссийскую перепись 1897 г., видимо, для сравнения её с советской практикой. Эти данные исследователь, ссылаясь на демографов, в своей недавно опубликованной работе считает удовлетворительными2. То, что в используемых им переписях численность проживающих в стране этносов представлена не полностью (а переписи 1920, 1937 и 1939 гг. отсутствуют), кажется автору несущественным.
2. Об источниковедческом анализе и методике обработки данных об этнической занятости см.: Миронов Б.Н. Этническая дискриминация при формировании органов государственной власти СССР // Новейшая история России. 2021. № 1. С. 149–173.
4 Мне же представляется выпадающий из анализа период 1920–1939 гг. ключевым, определяющим судьбу этнических элит в СССР. На нём стоит сосредоточить внимание, учтя, что данные переписи 1926 г. сильно «проигрывают» в сравнении с более поздними, но не будем отвлекаться на анализ источника, исчисление количественных данных – сильная сторона Миронова.
5 Формула Мартина в постсоветский период охотно использовалась отечественными историками, не усматривавшими в ней неоколониальный смысл. Но ещё Н.А. Бердяев намекал: «Большевизм гораздо более традиционен, чем принято думать»3. За скобками изучения Мироновым проблем советского нациестроительства и роли в нём этнических элит остаётся огромное количество мотивов.
3. Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990. С. 89.
6 Для большевиков нациестроительство (право на самоопределение!) в империи, перестраиваемой в федерацию – нежелательный, но неизбежный способ умиротворения «национальных окраин». В распадавшемся культурно-историческом пространстве они воплощали собственную мечту о всемирной республике Советов. Ленин хотел использовать колбу большевистской диктатуры для выращивания из отсталых народов бывшей Российской империи индустриальные нации. Но чтобы после победы мировой пролетарской революции «слить» их в «общечеловеческий котел», пришлось пойти на уступки: приспосабливать имперское этническое разнообразие к федеративной конструкции. Сыграла свою роль и политическая даровитость Владимира Ильича, сумевшего «тактически» уйти от суровых обстоятельств (Брестский мир, решения Учредительного собрания и проч.). Декларирование федеративного устройства России сблизило его (не сказать, что искренно), с национальными элитами, которые требовали полноправного участия в федеральных структурах власти.
7 Подход к этнической элите как целокупной генерации строителей советского проекта (а именно так приходится воспринимать использование Мироновым статистических данных) делает трудным её качественную оценку. Легче всего утверждать: практически все они были сторонниками федеративной республики. Другое дело, в чьей интерпретации – собственной, советской или Учредительного собрания.
8 Верны ли были представления большевиков, что потенциал генерации элит не соответствовал уровню подлежащих решению задач? Для ответа на этот вопрос посмотрим, какая карьера была предложена посланникам в центр с мандатами своих национальных съездов. Здесь нам придётся опереться на собственные расчёты данных Народного комиссариата по делам национальностей (Наркомнац). Тем более что руководитель его возглавил те процессы, которые Миронов (и не только он) именует «нациестроительством» («колыбелью»). Попробуем расставить «кадровый» кроссворд из сотрудников Наркомнаца на советском этнополитическом поле с учётом революционных вызовов и сложных процессов, вызванных как общемировыми тенденциями, так и особыми для России обстоятельствами.
9 Российская империя содрогалась от грохота международных конфликтов и внутренних революций. Значительного размаха достигло общественно-политическое движение. Университеты и институты становились очагами студенческой вольницы. Они опасно приблизили молодёжь к левым экстремистам с их презрением богатства, неуважением к человеческой жизни, оправданию насилия ради высшей цели. Позади остались русско-японская война, Первая российская революция, Первая мировая война и Февральский переворот. Никуда не делись и изоляционизм, провинциальное российское мессианство. Но в революционную эпоху всё сорвалось с привычных мест. Люди неспокойные, менявшие места учёбы, службы, работы, места жительства и даже стили жизни (кадеты назвали бы их маргиналами) устремились в первые органы исполнительной власти революционной России. Каждый из них – пример интеграции социальности и индивидуальности.
10 В политическом мейнстриме первых десятилетий советской власти выделялось доминирование трёх групп этнических элит. Первым, наиболее образованным, в региональной историографии посвящены солидные публикации, но упускается их вклад в зарождение советских федеральных структур власти. Из Учредительного собрания в Наркомнац пришли Я.Я. Анвельт, С.Я. Бобинский, М.М. Вахитов, Ю.М. Лещинский, Ш.А. Манатов, Г.Г. Пегельман, М.Н. Полозов, М.Э. Расулзаде, Ф.А. Розин, В.Ш. Таначев, Г.Х. Терегулов, И.С. Уншлихт и, конечно, И.В. Сталин4. Бóльшая часть Учредительного собрания ушла в антисоветский стан и эмигрировала, продолжая при этом ревниво следить за победами и поражениями оставшихся в СССР соратников. Вторая группа – активисты разных партий (национальных и общероссийских) – левела и теряла поддержку в своих сообществах. Её представители были вынуждены блокироваться и с первой, и с третьей группами, причём последняя интенсивно пополнялась активистами из местных советов и солдатских комитетов.
4. Здесь и далее использованы мои подсчёты личных дел сотрудников Наркомнаца, часть из них затем перешли в Наркомпрос и в союзные и автономные структуры власти.
11 Руководящие должности в Наркомнаце заняли представители около полусотни национальностей. Самые крупные группы ответственных сотрудников составляли евреи (48), поляки (31), татары (25), латыши (19), осетины (18), литовцы (16), марийцы (14), армяне (13), немцы и белорусы (по 11), коми (10), киргизы (9), башкиры (8), эстонцы, украинцы, мордва, калмыки (по 7), удмурты, чуваши, азербайджанцы, якуты (по 6). Впечатляет число ответственных сотрудников Наркомнаца с высшим образованием (64), полученным в российских и зарубежных университетах. 9 сотрудников были выпускниками факультетов восточных языков Лазаревского института, восточного отделения Военной академии, Академии Генерального штаба. К тому же, многие из них учились на историко-филологических факультетах, что открывало путь на государственную службу и в науку. У членов Совнаркома образовательный багаж оказался скромнее: лишь 4 его члена получили высшее образование (в основном – неполное). Но высший слой большевистской элиты был теснее связан с городом, знаком с модерными инструментами, механизмами принятия и осуществления решений. До 1917 г. для нерусских студентов реальным оставался вариант устроиться в классическую гимназию, помощником депутата Государственной думы, в партийные структуры. Этот опыт оказывался весьма полезен, когда дело доходило до борьбы за политические права «своих» народов. Логично, что первые нападки на высшую школу большевики обрушили на историко-филологические и правовые факультеты университетов.
12 Знания, казалось, дадут равный статус, право формировать политические цели, выдвигать политических лидеров из «своих». В Наркомнаце 104 человека имели педагогическое образование или опыт учительства, 31 были журналистами, 21 – юристами, 20 – историками и филологами, 5 – профессорами Петербургского и Казанского университетов, 4 – специалистами-этнографами. Они знали европейскую и русскую культуру, иностранные языки, имели опыт создания и работы в национальной периодике, участвовали в легальной общественно-политической деятельности либеральных и социалистических партий, в земских и иных общественных и культурных объединениях, а потому были вполне способны отслеживать динамические процессы социальных и этнических конфликтов на фоне революционной ломки.
13 В своей работе сотрудники Наркомнаца (многие из которых затем перешли в Народный комиссариат просвещения) столкнулись с комплексом ультралевых, ультиматистских и идеалистических взглядов интеллигенции, которая, по выражению Бердяева, напоминала «монашеский орден или религиозную секту со своей особой моралью, очень нетерпимой, со своим обязательным миросозерцанием»5. Находясь внутри, они менялись (хотя это было и непросто) и активно занимались пропагандой, увязывая вопросы культуры со становлением новой государственности. Им приходилось учитывать социально и ментально сложные ландшафты этнических культур, выявлять и оценивать их архаичные ресурсы. Иначе говоря, создавать фронт работ со сложной реальностью.
5. Бердяев Н.А. Указ. соч. С. 17.
14 За переход в советские структуры власти, равно как и за отказ сотрудничать, многие заплатили жизнью. В конце 1918 г. белыми был убит комиссар по горским делам Кубано-Черноморского ревкома (затем комиссар просвещения Кубано-Черноморской республики) М. Шовгенов. Первый заведующий Удмуртским отделом Наркомнаца М. Прокопьев погиб летом 1919 г. В паровозной топке в 1919 г. сожгли председателя Центрального национального комитета бурят-монголов Восточной Сибири, идеолога европейской ориентации бурятского возрождения М.Н. Богданова. В Терской советской республике погибли народный комиссар по просвещению Я.Л. Маркус, народный комиссар по национальным делам А. Шерипов и председатель местного СНК Н. Буачидзе. Нарком Крымской республики И.А. Назукин был арестован контрразведкой ВСЮР и расстрелян. В Трапезунде погибли М. Субхи, турецкий активист, работавший в автономиях с исламским населением, а также преподаватель арабского языка в кабардинских школах М. Фанзиев. Общественного деятеля А. Аджиева и известного публициста И. Хубиева (Ислама Карачайлы) от повешения спас Д.А. Хачиров, выкупивший их у белых. Гибли и те, кто и не помышлял перейти на советскую сторону. Так, азербайджанский министр Н. Усуббеков был злодейски убит в Кюрдамире неизвестными лицами в мае 1920 г.
15 В марте 1920 г. оппозиционеры убили уполномоченного Северокавказского ревкома Т.Д. Алиева. Известны факты из опубликованных документов коллекции Б.И. Николаевского и П.Н. Врангеля о насилии большевиков над ногайцами: «Во время вечернего намаза был задушен… народный кадий… Умар Газы Кулунчаков и зарезана его жена… Несколько дней спустя был зарублен большевиками законоучитель эфенди Нур-Магомет Эсполов»6.
6. >>>> . По материалам Особой следственной комиссии по расследованию злодеяний большевиков. Сборник документов / Под ред. Ю.Г. Фельштинского и Г.И. Чернявского. L., 1991. С. 193–194.
16 Посты наркомов просвещения в республиках разного ранга заняли, за редким исключением, образованные и авторитетные выходцы из этнических элит. Они отразили важнейшую черту периода: потребность в профессионально-компетентных руководителях, знающих этнокультурную специфику региона. Активно действовали в феврале–октябре 1917 г. будущие наркомы А. Байтурсунов, С. Габиев, А. Тахо-Годи, Ш. Ахмадиев, А. Амур-Санан, И. Фирдевс и др.
17 Вопреки утверждениям многих авторов, в начале управленческого пути Сталин разыгрывал карту федерализма. Противостоять федералистским идеям он не мог даже в стенах собственного наркомата, откуда работники переходили (причём не индивидуально, а целыми структурами) в Наркомпрос. Известна и неудачная попытка Сталина вернуть их в Наркомнац в 1922–1923 гг., чтобы спасти его от ликвидации7.
7. См.: Красовицкая Т.Ю. Сталин и Луначарский: борьба за административный ресурс школьной политики для нерусских народов (1917–1929 гг.) // Rozprawy z dziejow oswiaty. 2011. T. XLVIII. P. 73–129.
18 Взяв курс на советский проект и одновременно смирившись с делением структур власти на условно федеративные (фактически центральные) и региональные (автономные), большевикам следовало распределить их правомочия. Правда, цель построения будущего общества ресурсами и средствами культуры виделась проблемным полем, шли дебаты и о том, что такое прогресс, что такое человек, какое нужно образование и воспитание.
19 Для разрушения старого мира годились левые «модернисты». В первые годы советская власть нуждалась в них. К. Малевич, чуя «дух времени», утверждал: «Взорвать, разрушить, стереть с земли старые художественные формы – как не мечтать об этом новому художнику, пролетарскому художнику, новому человеку?»8. Это создавало почву для взаимодействия. А.В. Луначарский вписывал модернистские ресурсы в советский проект СССР, понимая под ним внедрение советского измерения в этнокультурный контекст.
8. Цит. по: Даниленко В.П. Инволюция в духовной культуре: Ящик Пандоры. М., 2012. С. 225–226.
20 В острой борьбе за доминантный статус в первой половине 1920-х гг. модернисты ещё ограничивались указанием друг на друга «чернильными пальцами», иронизировал позже Л. Арагон. В кругах управленцев русский авангард взялся за формирование авангарда советского. Казалось, футуристическая утопия, как и коммунистическая, ориентировалась на будущее и ставила пролетариат в центр событий9. Вызванные «стихией» художественные формы напоминали то, что Х. Ортега-и-Гассет назвал «восстанием масс».
9. Хренов Н.А. Утопия по-советски: хилиастическая изнанка революционного авангарда // Верхневолжский филологический вестник. 2015. № 2. С. 194–199.
21

Поддавшись романтике революции, модернисты скоро убедились: они имеют дело с химерами. Модернистская мозаика Луначарского переплавлялась из абсурдистско-стоицистских экзистенциальных комплексов в несвободный проективизм ранних советских практик создания образа «нового» человека. Его черты отбирались из политического диалога 1920-х гг. Образ оставался прекрасной целью, идеалом утопической проекции. Он содержал в себе приметы возрожденческой эпохи: сочетание бескорыстного стремления к труду и знаниям, поэтизация городской и крестьянской жизни, производство и научный поиск, спорт и новый быт. В федеральном секторе политики многомерность жизненных процессов порождала разные направления и стили модерна. Л.Н. Андреев в сентябре 1919 г. писал о политике новой власти: «Луначарский со своим лисьим хвостом страшнее и хуже всех других Дьяволов из этой свирепой своры»10. Позже Е. Рейн припечатал в «Авангарде»:

10. Цит. по: Владимир Бурцев и его корреспонденты / Сост. О.В. Будницкий // Отечественная история. 1992. № 6. С. 114.
22

«Это всё накануне было,

Почему-то в глазах рябило,

И Бурлюк с разрисованной рожей

Кавальери казался пригожей…

И поехало, и помчалось

Кубо, эго и снова кубо,

Начиналось и не кончалось

От Архангельска и до юга,

От Одессы и до Тифлиса,

Ну, а главное, в Петрограде

Все как будто бы заждалися:

“Начинайте же, Бога ради!”.

Из фанеры и из газеты

Тут же склеивались макеты,

Теоретики и поэты

Пересчитывали приметы:

“Значит, наш этот век, что прибыл...

Послезавтра, вчера, сегодня!”

А один говорил “дурщилбыр”

В ожидании гнева Господня.

Из картонки и из клеёнки

По две лесенки в три колонки

По фасадам и по перилам

Казимиром и Велимиром.

И когда они всё сломали,

И везде не летал “летатлин”,

Догадались сами едва ли

С гиком, хохотом и талантом,

В ЛЕФе, в Камерном на премьере,

Средь наркомов, речей, ухмылок,

Разбудили какого зверя,

Жадно дышащего в затылок»11.

23 Вольности модернистов оказались малопригодны для ответственной миссии. В черновике письма к В.Н. Билль-Белоцерковскому 1 февраля 1929 г. Сталин отметил: не следует «кривляку Мейерхольда… носить на руках»11. От русских модернистов требовали рецепт раннесоветского человека (тоже модернистского, но более простого, массового и имитационного). В конце 1920-х гг. основатель и теоретик формализма В.Б. Шкловский навсегда отрёкся от формалистической ереси; конструктивисты каялись в том, что впали в конструктивизм и объявили свою организацию распущенной; «старый антропософ Андрей Белый печатно клялся в том, что он, в сущности, антропософический марксист»12. Пока Луначарский разбирался с модернистским каноном, комкая и компрометируя его в ленинских планах пропаганды коммунизма, а политический курс всё больше забирал «вправо», к модернистам присматривались национальные элиты.
11. Власть и художественная интеллигенция. Документы ЦК РКП(б)–ВКП(б), ВЧК–ОГПУ–НКВД о культурной политике. 1917–1953 / Под ред. А.Н. Яковлева. М., 1999. С. 100.

12. Замятин Е.И. Бич Божий. Сборник произведений. М., 2016. С. 217.
24 Отнесение РСФСР и СССР к федеративным государствам весьма условно. Советский проект требовал институтов, свойственных эпохе модерна. Этнические лидеры в правительствах типа Милли идарэ, Алаш-орды, Икомуса, Горского, Башкирского и проч. на востоке, Украинской Центральной рады, Белорусской народной рады и проч. на западе, стремившиеся соответствовать вызовам времени и добивавшиеся федеративного устройства, конечно, отличались наличием управленческого опыта. Но их проекты были нацелены на партнерство с центральной властью – перенести личный опыт в реальные процессы.
25 Федерализм оказался побочной и вынужденной ветвью партийной цели. Для Сталина одинаково неприемлемы были практики и С. Максуди (объединение на почве тюркизма и ислама), и А.-З. Валидова (если федерация, то только честная!), и Украинской Центральной Рады, и даже советский новодел – Литовско-Белорусская советская социалистическая республика (Литбел). Большевики использовали равноправие народов и федерализм как элементы своей идеологии. Монтировать их в догматические одеяния помогал Сталин. Разве можно сравнивать опыт власти этнических лидеров (их относили к «среднему типу… учителя, журналиста, адвоката», называя «мечтателями и литераторами»13) с революционной настойчивостью тех, кто прошёл школу большевизма? Они перемещали этнических лидеров в центр событий, используя пафос идеологических лозунгов для продвижения политического, символического, информационного продукта, формируя связи этнического с унификационно-советским.
13. Зеньковский В.В. Пять месяцев у власти. Воспоминания. М., 1995.
26 Торг большевиков с национальными элитами определяли задачи и права федеральных структур в погоне за модерным смыслом общероссийских политических проектов Наркомпроса. Консенсус в объёме прав находился с трудом. Выторгованные структуры стали использоваться как механизмы, с одной стороны, для привнесения в национальную среду модерных европейских и русских ресурсов и технологий. Именно к ним лежал интерес местных элит: к модерным практикам, приспособлению их к этнокультурной специфике. Идеологический полюс Октября притягивал и начинал влиять на тех, кто включился в «воспитательную» машину социализма. Их, вернувшихся в горы, осетинский журналист назвал «гостями в пиджаках, принесшими гостинцы горцам»14. Но наряду с настороженностью сохранялась и зона для диалога, прежде всего со Сталиным, который тоже искал выход из идейного затруднения, связанного с ленинским тезисом о параллельном существовании двух культур – национально-буржуазной и интернациональной пролетарско-социалистической15. Тезис, приемлемый в обстоятельствах борьбы за власть, в эпоху нэпа стал логической преградой.
14. Алаг Ирский. Путь горской интеллигенции: беглые очерки анализа // Горская мысль. 1922. № 2. С. 66.

15. Ленин В.И. ПСС. Т. 24. М., 1973. С. 122.
27 В 1920-е гг. Сталин сформулировал важные для него подходы: монопольная организация власти; ставка на административные рычаги управления; строгая иерархия политической элиты; оптимальное размещение кадров на стратегически важных постах; идеологизация политической системы в целом. Мобилизационный (административно-командный, вспомним и эту характеристику!) тип усиливала метафора «приводных ремней», их Сталин видел инструментом приведения в действие властной конструкции. Эта внутренне парадоксальная формула, претендуя на открывающуюся перспективу взаимного проникновения двух культур, тем самым дискурсивно утверждала их существование. С одной стороны, уже существовали «социалистическое» и «национальное», а с другой, – их судьба предъявлялась как конструктивно нераздельная. Так формальная логика дискурса начала утверждать политическую логику советского федерализма и федеративную картину советской политики. Она позволяла принимать решения в спорных и пограничных случаях. Большинство аргументов опирались на психологические мотивы, на взаимные обиды, неудовлетворенное тщеславие, граничащее с хитростью и ловкостью Сталина (и не только его). В лучшем случае это была конкуренция версий советского проекта 1920-х гг., во-первых, этнорегиональных элит и центра, во-вторых, элит друг с другом.
28 Из кабинетов Наркомнаца 8 человек направились возглавлять первые, пусть кратковременные, советские «национальные» правительства на окраинах бывшей империи. Ф.А. Розин-Азис – латвийское, В. Мицкявичюс-Капсукас – литовское, Д. Жилунович – белорусское, Я.А. Анвельт – эстонское, С. Лукашин – армянское; С.Г. Мамсуров – Совнарком Горской АССР, А.А. Биишев – СНК Башкирской АССР, К.С. Атабаев – СНК Туркменской ССР. Лишь двое умерли своей смертью, остальные в 1930-х гг. были репрессированы.
29 С.Ж. Асфендиаров, А. Байтурсынов, У. Балич, Г.И. Бройдо, М.Ю. Брундуков, С.М. Диманштейн, С.Н. Донской, А.А. Мравианц (Мравян), А.Г. Ованнисян, А.А. Полоцкий, Ш.Х. Сюнчелей, И. Фирдевс, Б.Е. Этингоф, Э.Э. Эфферт были наркомами и замнаркомами просвещения. Из них выжили Бройдо, и (чудом) Брундуков. Должности наркомов по делам национальностей заняли Г.С. Айкуни, Г.И. Бройдо. И. Фирдевс, Ф.Н. Тухватуллин, А.З. Каменский. Наркомами внутренних дел, начальниками ГПУ стали: М. Авсарагов, С.М. Аржаков, Е.Б. Бош, П.Н. Макинциан, И. Фирдевс, Ф.Н. Тухватуллин. «Партийную» карьеру сделали Ю.М. Лещинский (с 1929 г. – генсек Коммунистической партии Польши), А.Г. Ованнисян (первый секретарь ЦК КП(б) Армянской ССР), С.М. Эфендиев (председатель ЦКК Азербайджанской КП(б)). Из «партийных» лишь Ованнисян пережил «Большой террор» 1930-х гг.
30 Властными должностями большевики стремились превратить национальные элиты в свою опору. Для этого и были предоставлены определенные формы государственности. Судя по частой сменяемости наркомов, Сталина раздражало их отклонение от интересов центральной власти, тем более от идеологических устоев системы. Он критиковал «интеллигентов-националистов», которых «внутренняя механика революции вышвырнула»16.
16. Кутушев Г.З, Акманов И.Г. Формирование аппарата Наркомпроса БАССР (февраль 1919 – сентябрь 1922) // Вестник Башкирского университета. 2012. № 1. С. 780.
31 На фоне споров и борьбы за те или иные должности, основную работу делал Учраспредотдел ЦК и его глава Л.М. Каганович, лично создавший пресловутую схему номенклатуры. Без ведома Лазаря Моисеевича и его схемы мышь не проскакивала в кровавую мясорубку. Ленин внушал В.М. Молотову: «Власть у ЦеКа громадная. Возможности – гигантские»17.
17. Ленин В.И. ПСС. Т. 44. М., 1970. С. 392.
32 В ЦК действительно обращались за разрешением споров, с докладными записками, увы, и с политическими доносами. «Диктует социальные вкусы “авангард партии”», – оценивал модернистские старания Луначарского Л. Сабанеев. – По отношению… вообще к искусству в СССР принята демократическая установка – ставка на вкус широких масс»18. В мае 1927 г. Агитпропотдел ЦК ВКП(б) нацелил театральную политику на «охранительно-экспериментальные» задачи. Заведующий отделом В.Г. Кнорин уточнял: «Художественное мастерство Станиславского, Таирова, Южина и др. подконтрольно советскому государству во всех своих стадиях»19. Помощь и заимствования в такой политической практике воспринимались как контроль творческой свободы.
18. Сабанеев Л.Л. >>>> . М., 2005. С. 20.

19. Кнорин В.Г. Очередные задачи развития театра // Пути развития театра. Стенографический отчёт и решения партийного совещания по вопросам театра при Агитпропе ЦК ВКП(б) в мае 1927 г. М.; Л., 1927. С. 9.
33 Сталин, эмиграция и собственный народ обрушили на национальные элиты претензии. Анализируя деятельность элит на руководящих постах, эмиграция делала нелицеприятные выводы в их адрес даже после ударов по ним в разгар репрессий 1930-х гг. Общая оценка сводилась к тому, что опыт сотрудничества с советской властью мало что изменил со времен «царизма». Хотя эмигранты признавали, что «коммунисты-националы», даже свободные от «всяких признаков “буржуазного национализма”, всё же автоматически… противодействуют уравнительно-русификаторским стремлениям советской власти»20. Это, конечно, преувеличение: большинство тех, кто остался сотрудничать, восхваляя сталинский курс, осваивали теорию и практику советского проекта.
20. «Буржуазные националисты» в Карачае и Черкесии // Северный Кавказ. 1937. № 35. С. 29.
34 Но негативное отношение партийных верхов к «местным» углублялось. Если ранее перемещение включало посылку на учёбу или в аспирантуру, то теперь снятие с должности оканчивалось арестами и ссылками. Элиты теряли поддержку народа, он видел в них олицетворение притеснений и непонятных социальных экспериментов. Ощутимых успехов их деятельность, по оценке центра, не приносила.
35 Но правда и в том, отмечали эмигранты, что «ввести в заблуждение представителя власти не считается грехом, ибо, в конце концов, и для коммуниста-кавказца советская власть остаётся прежде всего русской властью»21. Кое-какие акции удавалось смягчать, просто не выполнив распоряжение, но отчитавшись о нём перед центром. Непродолжительный опыт «с националами в роли секретарей обкомов ВКП(б)… оказался неудачным»22. Раздражение проявлялось повсеместно.
21. Догуж. Ещё о «коммунистах-националах» // Северный Кавказ. 1936. № 32. С. 18.

22. Дела и люди «официальной» Кабарды // Горцы Кавказа. 1929. № 10–11. С. 64; Догуж. Указ. соч. С. 19.
36 В острой дискуссии И. Карачайлы резко выступил против «высокомерия по отношению ко всему горскому», против «головотяпских наскоков», «чванства и великодержавной спеси» людей: «Вы вообще никакого Кавказа не знаете, и знать не хотите». За требованиями показать «самоновейшую классовую борьбу» скрывалось, по его мнению, «верхоглядство», «невежество географическое, этнографическое»23.
23. Карачайлы И. Статьи и очерки. Вопросы атеистической работы и борьбы с пережитками. Черкесск, 1984. С. 98.
37 В Киеве федеративные настроения не утихали, политика коренизации обостряла дискуссии украинцев, оставшихся в Польше, Австрии, Канаде. Нарком просвещения УССР А.Я. Шумский на заседании Политбюро 15 мая 1926 г. говорил: «В партии господствует русский коммунист, с подозрительностью и недружелюбием, чтобы не сказать крепче, относящийся к коммунисту-украинцу. Господствует, опираясь на презренный, шкурнический тип малоросса, который во все исторические эпохи был одинаково беспринципно лицемерен, рабски двоедушен и предательски подхалимен. Он сейчас щеголяет своим лже-интернационализмом, бравирует своим безразличным отношением ко всему украинскому и готов всегда оплевать его (может иногда и по-украински), если это даёт возможность выслужиться и получить тёплое местечко»24.
24. РГАСПИ, ф. 81, оп. 3, д. 135, л. 22–23.
38 Сталинское руководство меняло лидеров в республиках. В Башкирской АССР за один год сменились 6 наркомов просвещения (перепись 1926 г. их учла!). Решение искали в необходимости «перестроить партработу», вести систематическое «интернациональное воспитание», хотя проблема заключалась в другом: СССР – особый организм и механизм социокультурного развития. Никто не пытался понять специфику нового устройства, тяжелейшую психологическую проблему, не классовую, как толковали пропагандисты, и тем более не решаемую количественным способом.
39 В отличие от «вертикальных» взаимоотношений национальных элит и Москвы, связи по «горизонтали» анализируются крайне слабо, хотя они отвечали за само содержание советского проекта. Центр пытался совершенствовать «приводные ремни» через сложную пирамиду структур и должностей. Их права и полномочия закреплялись «конституционно», но верховенство ВКП(б), вдохновляемое методом проб и ошибок, носило ситуативный, прагматический характер. В результате в СССР принципы равноправия и федерализма иногда даже прорывались в практику. В 1931 г. П. Павленко писал М. Слонимскому, что Союз советских писателей «должен стать союзом соединенных штатов, федерацией группировок советских писателей-интеллигентов», но это «тяжело и, в общем, гиблое дело»25.
25. Цит. по: Фрезинский Б. Писатели и советские вожди. Избранные сюжеты 1919–1960 годов. М., 2008. С. 224.
40 Национальная политика большевиков изначально строилась на противоположных основаниях: централизме и федерализме. Их конфликтное взаимодействие обеспечивало господство сталинской догматики, которая требовала унификации и унитарности, исключала добровольность, вариативность и какой бы то ни было реальный федерализм. Но политические ожидания от советской федерализации наблюдались до конца 1920-х гг.
41 Проблема явилась и с другой стороны. Элитам, возглавившим республики разного ранга, явно не хватало людских и материальных ресурсов. Очевидно отчетливое отставание в опыте социального конструирования. Пока городское население Европы и Америки наслаждалось переходом от импрессионизма к постимпрессионизму и авангарду, в СССР большинству этнических сообществ ещё предстояло вырастить городское население, которое их оценит. Территория бывшей Российской империи по-прежнему являлась ресурсной базой советского проекта, хотя большевики стремились оторвать людей от традиционной культуры, считая её отсталой, мешающей развитию советских начал. Культура села, кишлака, аула подлежала скорому уничтожению. Но для этнических элит это была питательная среда, ещё живое социальное пространство. Неспособность модернизировать его воспринималась центром как политический сбой. В Москву текли различные отчёты, но результаты их оказались применимы лишь для неприхотливого потребления. Редко те, кого присылали секретарями партийных структур и комиссий, понимали этнокультурный контекст, вникали в сложность внутриэтнических проблем. 8 июня 1920 г. В.В. Куйбышев, работая в Комиссии по делам Туркестана, писал в ЦК РКП(б): «Что касается тов. Бройдо, Турккомиссия квалифицирует его как политического авантюриста, и его работу в Туркестане считает абсолютно вредной. Ответственная политическая работа не может быть ему поручена»26. М.В. Фрунзе в 1920 г. также характеризовал Бройдо как «злого гения» Турккомиссии и «авантюриста»27. Тем не менее Сталин забрал его в Наркомнац и сделал своей правой рукой.
26. РГАСПИ, ф. 17, оп. 60, д. 999, л. 41.

27. Фрунзе М.В. Неизвестное и забытое. Публицистика, мемуары, документы, письма. М., 1991. С. 188.
42 Получив в своё распоряжение неплохой по политическому и житейскому опыту состав элит, Сталин начал играть на понижение, низводя людей до уровня дешёвой конспирологии и камланий на тему марксистско-ленинских идей, которые нельзя изменить и тем более предать. Это и только это получалось у него неплохо. С арестом М.Х. Султангалиева стало понятно: никакой добровольности и равноправия нет. Есть единственный путь жёсткой централизации, следуя по которому можно унифицировать пространство, представить его политико-бюрократические контуры «федеративными», установить патрон-клиентские отношения. Этому авторитаризму не мог противостоять принцип формальной законности Конституции. Можно, конечно, пенять на имперскую память, на возрождающееся великодержавие, открывавшие дорогу всевозможным репрессиям и принуждениям. Вместо мечты об избавлении от обязательности ширилась практика принуждения к ней.
43 Подобный подход к использованию элит усугублял конфликт с их этнокультурным контентом. Личный темперамент, сложные характеры позволяли претендовать на полноту профессиональных функций, болезненно реагировать на вмешательство в сферу их компетенции. Масштаб личности и интеллектуальный потенциал диктовали не только уровень амбиций, их умножал опыт дореволюционных общественных движений, профессиональных практик, часто преследуемых властями. Масштаб личности людей компетентных, убеждённых, несомненно, отражался на статусе занимаемых постов. Первых автономий в статусе республики добились преимущественно восточные российские регионы – татары, башкиры, казахи, крымские татары, горцы Кавказа и Дагестана, среди них большой авторитет имели джадиды. Их синтетическое движение захватывало не только систему образования, но и общественно-философскую мысль, этические нормы. Оно в политической сфере пыталось «помирить» ислам с демократическими и даже социалистическими идеями. Концептуальный образ автономизируемого этно- и социокультурного пространства России в представлениях и действиях джадидов содержал конструктивные компоненты, синтез западных и восточных начал. Те же практики имели украинские, еврейские, бурятские элиты.
44

Посетивший СССР в 1931 г. американский поэт Э.Э. Каммингс остался в шоке от столкновения двух миров политических и творческих ценностей, и, как ему казалось, отсутствия интеллектуальной и художественной свободы. В 1948 г. британский поэт и драматург Т.С. Элиот писал: «Цель здесь, я подозреваю, – дать всем местным республикам… иллюзию своего рода независимости, в то время как подлинная власть исходит из Москвы… Советская Россия должна сохранять подчинённость культуры политической теории»28.

28. Элиот Т.С. К определению понятия культуры. Заметки. L., 1968. С. 142–143.
45 Для большевиков СССР стал своеобразным полигоном строительства «Всемирной республики Советов», но в мессианские замыслы вмешивалась проза жизни. Мир этничности требовал адекватной реакции местных элит. Большевики были изобретательны в создании руководящих должностей, новых институтов, механизмов к этническим ресурсам, средств воздействия на этнокультурный контент. Их приходилось терпеть, избегать, отменять и снова придумывать, как и версии и иерархии тех или иных новых смыслов в отсутствие их свободной конкуренции. В республиках ещё видели возможность придерживаться ценностей политического равенства и социальной справедливости и на основе собственных ресурсов строить новое общество, сохраняя свои языки и культурные особенности. Федерализм 1920-х гг. характеризовался, с одной стороны, хозяйственной разрухой, а с другой – образовательными амбициями большевиков, своего рода прыжком в будущее без учёта реалий настоящего, мечтой о самостоятельном развитии, без участия присланных из центра лидеров.
46 Посетивший СССР ирландский писатель и лингвист Э.Й. Диллон в 1929 г. заметил: «Иногда я думаю, что большевики, сами того не замечая, продолжают находиться во враждебно настроенной к ним стране. Они симулируют существование некоторых желаемых вещей, действуя так, как будто их предположение соответствует действительности»29. В 1930-е гг. примитивным политическим оскалом обернулась практика списывания неудач и трудностей на врагов. В такой оценке присутствовал и мотив межэтнического и межцивилизационного конфликта модернизаторов с модернизируемыми.
29. Плаггенборг Ш. Культурные ориентиры в период между Октябрьской революцией и эпохой сталинизма. СПб., 2000. С. 39.
47 Национальные элиты внесли весомый вклад в объединение в советский проект огромного количества этнических групп, оказав этим плохую услугу самим себе. Они открыли тему продажи своего первородства за псевдофедерализм, став обслуживающей проект номенклатурой. Отложена на будущее боль этнопсихологических травм (у каждого этноса они были свои, у татар, например, – травма 1552 г.). Брала верх грубая форма приспособления к малопонятным ещё реалиям индустриализма-модернизма, взаимодействия сложных идей и идеологий.
48

Эпистемологическая ситуация, в которой развивалась история СССР, не создала общепризнанной иерархии масштабов анализа и единиц измерения себя. Но в 1920-е гг. часто разнородные факты начали складываться исследователями в системные образования нового порядка. Ряд понятий «мигрировал» из одного профессионального сообщества в другие, попутно меняя прагматику и обретая новые функции. Но в период революционного слома старой империи и создания нового типа государства встретились разные времена, глубинные и устойчивые культурные установки, с трудом поддающиеся политическим изменениям, хотя архаичная традиция государственности плохо модернизировалась по своей сути. Ю.К. Олеша с почти детской наивностью писал на рубеже 1929–1930 гг.: «Для постройки социализма применяются старинные приёмы государственности: в данном случае – хитрость. Ах, товарищи потомки, – на хитрости строился социализм»30.

30. Олеша Ю.К. >>>> . М., 2019. С. 11.

Библиография

1. «Буржуазные националисты» в Карачае и Черкесии // Северный Кавказ. 1937. № 35. С. 29.

2. Алаг Ирский. Путь горской интеллигенции: беглые очерки анализа // Горская мысль. 1922. № 2. С. 66.

3. Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990. С. 89.

4. Владимир Бурцев и его корреспонденты / Сост. О.В. Будницкий // Отечественная история. 1992. № 6. С. 114.

5. Власть и художественная интеллигенция. Документы ЦК РКП(б)–ВКП(б), ВЧК–ОГПУ–НКВД о культурной политике. 1917–1953 / Под ред. А.Н. Яковлева. М., 1999. С. 100.

6. Даниленко В.П. Инволюция в духовной культуре: Ящик Пандоры. М., 2012. С. 225–226.

7. Дела и люди «официальной» Кабарды // Горцы Кавказа. 1929. № 10–11. С. 64.

8. Догуж. Ещё о «коммунистах-националах» // Северный Кавказ. 1936. № 32. С. 18.

9. Замятин Е.И. Бич Божий. Сборник произведений. М., 2016. С. 217.

10. Зеньковский В.В. Пять месяцев у власти. Воспоминания. М., 1995.

11. Карачайлы И. Статьи и очерки. Вопросы атеистической работы и борьбы с пережитками. Черкесск, 1984. С. 98.

12. Кнорин В.Г. Очередные задачи развития театра // Пути развития театра. Стенографический отчёт и решения партийного совещания по вопросам театра при Агитпропе ЦК ВКП(б) в мае 1927 г. М.; Л., 1927. С. 9.

13. Красный террор в годы Гражданской войны. По материалам Особой следственной комиссии по расследованию злодеяний большевиков. Сборник документов / Под ред. Ю.Г. Фельштинского и Г.И. Чернявского. L., 1991. С. 193–194.

14. Красовицкая Т.Ю. Сталин и Луначарский: борьба за административный ресурс школьной политики для нерусских народов (1917–1929 гг.) // Rozprawy z dziejow oswiaty. 2011. T. XLVIII. P. 73–129.

15. Кутушев Г.З, Акманов И.Г. Формирование аппарата Наркомпроса БАССР (февраль 1919 – сентябрь 1922) // Вестник Башкирского университета. 2012. № 1. С. 780.

16. Мартин Т. Империя положительной деятельности. Нации и национализм в СССР. 1923–1939. М., 2011.

17. Миронов Б.Н. Этническая дискриминация при формировании органов государственной власти СССР // Новейшая история России. 2021. № 1. С. 149–173.

18. Олеша Ю.К. Книга прощания. М., 2019. С. 11.

19. Плаггенборг Ш. Культурные ориентиры в период между Октябрьской революцией и эпохой сталинизма. СПб., 2000. С. 39.

20. Рейн Е. Избранное. Береговая полоса. М.; Париж; Нью-Йорк, 1993. С. 121–122.

21. Сабанеев Л.Л. Воспоминание о России. М., 2005. С. 20.

22. Фрезинский Б. Писатели и советские вожди. Избранные сюжеты 1919–1960 годов. М., 2008. С. 224.

23. Фрунзе М.В. Неизвестное и забытое. Публицистика, мемуары, документы, письма. М., 1991. С. 188.

24. Хренов Н.А. Утопия по-советски: хилиастическая изнанка революционного авангарда // Верхневолжский филологический вестник. 2015. № 2. С. 194–199.

25. Элиот Т.С. К определению понятия культуры. Заметки. L., 1968. С. 142–143.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести