Везде
Attempts to subjugate the Central Asian nomads by the Russian state in the 17th century: arguments of the Russian diplomacy
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
Attempts to subjugate the Central Asian nomads by the Russian state in the 17th century: arguments of the Russian diplomacy
Annotation
PII
S086956870017300-1-1
DOI
10.31857/S086956870017300-1
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Andrey Zuev 
Affiliation: Novosibirsk State University
Address: Russian Federation, Novosibirsk
Dmitriy Popov
Affiliation: Institute of History, Siberian Branch of the Russian Academy of Sciences
Address: Russian Federation, Novosibirsk
Edition
Issue 6
Pages
79-89
Abstract

      

Received
22.06.2021
Date of publication
09.11.2021
Number of purchasers
11
Views
3458
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite Download pdf
Additional services access
Additional services for the article
Services benefits
100 RUB / 1.0 SU
Additional services for the issue
Services benefits
920 RUB / 16.0 SU
Additional services for all issues for 2021
Services benefits
4224 RUB / 84.0 SU
1 В конце XVI в. Русское государство начало экспансию в Сибирь, что привело к включению в его состав новых территорий и народов. При их подчинении русская власть применяла в разных пропорциях и сочетаниях как военные, так и мирные методы, ориентируясь преимущественно на бесконфликтное развитие отношений с автохтонным населением. Универсальной рекомендацией, поступавшей из Москвы сибирским воеводам, а от них – командирам землепроходческих отрядов, было предписание действовать «ласкою, а не жесточью». Это подразумевало выстраивание мирного диалога с теми этнотерриториальными группами, которые подчиняли или стремились подчинить, прежде всего с их потестарно-политическими элитами. В диалоге русская сторона активно использовала вербально-символические концепты и материально-символические атрибуты, транслировавшие контрагентам русские представления о политическом мироздании в формате Русского православного царства, а также аргументировавшие необходимость признания ими власти русского царя1.
1.  См. подробнее: Зуев А.С., Игнаткин П.С., Слугина В.А. Под сень двуглавого орла: инкорпорация народов Сибири в Российское государство в конце XVI – начале XVIII в. Новосибирск, 2017; Трепавлов В.В. Символы и ритуалы в этнической политике России XVI–XIX вв. СПб., 2018.
2 В начале XVII в. сибирская администрация, действуя по указаниям из Москвы, установила дипломатические контакты с центрально-азиатскими номадами – тюркоязычными телеутами («белыми» калмыками), енисейскими киргизами и монголоязычными ойратами («чёрными» калмыками, джунгарами), хотогойтами и халхасцами. Целью контактов являлось поддержание мирных отношений, вовлечение названных народов в орбиту политического влияния Русского государства с последующим их превращением в подданных русского царя. Стратегия и тактика русской дипломатии, адресованной кочевникам, а также её реализация на практике обстоятельно изучена в историографии. Однако в исследованиях, посвящённых взаимоотношениям Русского государства и различных кочевых военно-политических объединений северных регионов Центральной Азии в XVII в., рассматривается преимущественно содержательная часть дипломатического диалога. Отмечая попытки русского правительства установить контроль над кочевниками, исследователи, как правило, акцентировали внимание на политико-правовой процедуре – принесении представителями кочевой элиты шерти (присяги), фиксировавшей оговоренный в ходе переговоров набор их обязательств перед русским монархом. Вне поля зрения оставалась аргументация, с помощью которой русские послы, действуя в соответствии с инструкциями центральной власти, пытались убедить контрагентов принять на себя эти обязательства и дать шерть2. Аналогичный подход присутствует и в исследованиях, посвящённых взаимодействию русской власти с кочевниками юго-восточной Европы (татарами, ногайцами, башкирами, калмыками)3.
2.  Шастина Н.П. Русско-монгольские посольские отношения XVII века. М., 1958. С. 36; Чимитдоржиев Ш.Б. Взаимоотношения Монголии и России в XVII–XVIII вв. М., 1978. С. 19–21, 23–25, 26, 28, 35, 37, 55–56, 73; Уманский А.П. Телеуты и русские в XVII–XVIII веках. Новосибирск, 1980. С. 11–33, 35; Боронин О.В. Двоеданничество в Сибири. XVII – 60-е гг. XIX в. Барнаул, 2002. С. 43, 48, 50–51, 58; Шерстова Л.И. Тюрки и русские в Южной Сибири: этнополитические процессы и этнокультурная динамика в XVII – начале ХХ века. Новосибирск, 2005. С. 76–79, 86; Чимитдоржиева Л.Ш. Русские посольства к монгольским Алтан-ханам XVII в. Улан-Удэ, 2006. С. 56–66; Бутанаев В.Я. История вхождения Хакасии (Хонгорая) в состав России. Абакан, 2007. С. 58–92; Кушнерик Р.А. Русско-джунгарские дипломатические отношения (начало XVII – 50-е гг. XVIII в.). Барнаул, 2008. С. 25–28, 32, 48–49.

3.  Викторин В.М. Российское государство и кочевые народы // Россия и степной мир Евразии. Очерки. СПб., 2006. С. 319–326, 329–337; Трепавлов В.В. Присоединение народов Поволжья и Южного Урала // Российское государство от истоков до XIX века: территория и власть. М., 2012. С. 152–173; Почекаев Р.Ю. Из вассалов в сюзерены. Российское государство и наследники Золотой Орды. СПб., 2017. С. 45–50; Ходарковский М. Степные рубежи России: как создавалась колониальная империя. 1500–1800. М., 2019. С. 64–73, 79–88, 202–206.
3 Разумеется, принятие (или непринятие) кочевниками русских предложений зависело не столько от аргументации русской стороны, сколько от военной-политической ситуации, в которой в каждый конкретный момент времени оказывалось то или иное кочевое объединение. Тем не менее обращение к анализу этой аргументации представляет большой интерес. Оно позволяет выявить, во-первых, специфику вербально-коммуникативного аспекта взаимодействия Русского государства с номадами, во-вторых, параметры самопрезентации русского царя перед кочевыми сообществами севера Центральной Азии, отношения с которыми изначально строились как неравноправные, в-третьих, те доводы, которыми русская сторона обосновывала своё право на владение территориями и народами.
4 Необходимо отметить, что в последнее время вербально-коммуникативный аспект отношений Русского государства с иноэтничным населением Сибири и сопредельных с ней территорий всё чаще становится предметом специальных исследований. Внимание историков привлекают семантика «государева жалованного слова», маркирование социально-потестарных институтов местных народов словами, имевшимися в русском социально-политическом лексиконе, параметры образа Сибири в дипломатическом дискурсе Русского государства, а также различные приёмы аргументации, используемые русской властью при подчинении населения4. К последней теме, в частности, обращался П.С. Игнаткин. Анализируя риторику русской власти в отношениях с сибирскими аборигенами, он пришёл к заключению об однотипности риторических приёмов. Кроме того, ему удалось выявить специальную направленность различных эмоционально-психологических и речевых конструкций – их целевой установкой было формирование у контрагентов в кратчайшие сроки желания подчиниться «всемогущему» московскому государю5.
4.  Зуев А.С. Освоение и присвоение Московским государством социально-политического пространства Сибири в конце XVI – XVII веке // Вестник Новосибирского государственного университета. Сер. История, филология. 2013. Т. 12. Вып. 8. История. С. 61–72; Зуев А.С., Слугина В.А. Право на челобитье и обязанность доносить: регламент коммуникации царской администрации с иноземцами Сибири в XVII в. // Коммуникативная культура: история и современность. Материалы IX международной научно-практической конференции. Новосибирск, 2019. С. 200–205; Игнаткин П.С. К вопросу о дипломатических методах конструирования образа Сибири в Русском государстве в конце XVI – начале XVII в. // Актуальные проблемы исторических исследований: взгляд молодых учёных. Новосибирск, 2012. С. 39–43; Игнаткин П.С. Официальный образ Сибири в Московском государстве конца XVI – начала XVII века // Вестник Новосибирского государственного университета. Сер. История, филология. 2013. Т. 12. Вып. 1. История. С. 99–103; Игнаткин П.С. К вопросу о вербально-коммуникативных аспектах подчинения аборигенов Сибири Московским государством в конце XVI – начале XVIII в. // Актуальные проблемы исторических исследований: взгляд молодых учёных. Новосибирск, 2013. С. 55–65.

5.  Игнаткин П.С. К вопросу о вербально-коммуникативных аспектах… С. 65.
5 В данной статье на основе анализа дипломатических документов, прежде всего расспросных речей и статейных список русских послов, ездивших с поручениями к главам кочевых объединений, ставится задача выявить набор аргументов, которые использовала русская власть, доказывая кочевой элите необходимость подчинения и службы русскому царю. При этом за рамками исследования мы оставляем те вопросы, которые требуют специального рассмотрения, а именно: появление и эволюция различных типов аргументации, сочетание в них «европейских», «византийских» и «ордынских» компонентов, а также действенность аргументации и степень её восприятия контрагентами.
6 Исследование хронологически охватывает весь XVII в. Нижняя граница – начало XVII в. – обусловлена установлением первых дипломатических контактов Русского государства с кочевниками на южных рубежах Западной Сибири. Верхняя граница – конец XVII в.: к этому времени изменилась военно-политическая обстановка в Центральной Азии вследствие исчезновения хотогойтского ханства, подчинения маньчжурами халхасских ханств, а джунгарами (ойратами) – енисейских киргизов и большей части телеутов; к началу XVIII в. основными акторами международных отношений на севере Центральной Азии оказались три государства – Россия, Джунгария и Цинский (маньчжурский) Китай. Контакты же России с Джунгарией и Китаем строились уже на иных принципах, нежели с аморфными кочевыми объединениями. К тому же с начала XVIII в. в дипломатическом дискурсе и дипломатической практике России стало активно проявляться западноевропейское влияние.
7 На протяжении всего XVII в. Москва стремилась вывести свои отношения с кочевниками на уровень безусловного признания ими тех правил поведения, которые она предлагала. Именно поэтому русская сторона постоянно предпринимала попытки привести представителей кочевых элит к шертованию. Нередко это удавалось: главы кочевых объединений (лично или через доверенных лиц) давали шерть, согласно которой обязывались «служить и радеть» русскому царю и не совершать нападений на подвластные ему территории и население. Но эти обещания чаще нарушались, чем соблюдались. Как отмечает Н.И. Никитин, кочевники рассматривали своё присоединение к какому-либо политическому образованию «не как окончательное принятие подданства, а как очередной выбор сюзерена (по сути дела, как свободный “вассалитет”), и в случае нарушения им оговорённых ранее условий или изменения внешнеполитических обстоятельств более не считали себя связанными прежними обязательствами»6. Во взаимоотношениях Русского государства и кочевников происходило столкновение двух разных политических культур. «Клятвы в верности, – констатирует А. Каппелер, – интерпретировались сторонами по-разному. В то время как в глазах кочевников это означало временное подчинение, не обязательное для других “вождей” или кланов, Москва с её патримониальным мышлением, характерным для оседлых народов, выводила из этого претензии на своё полное господство, на территории соседей, на их объединение под своим началом»7. Несмотря на постоянные изменения «политического курса» кочевников, русское правительство упорно добивалось от них принесения шерти и постоянно напоминало о необходимости её соблюдения. Это предварялось и сопровождалось переговорами, которые с русской стороны по заданию правительства организовывали сибирские воеводы, а осуществляли послы из числа сибирских служилых людей, преимущественно детей боярских.
6.  Никитин Н.И. Русская колонизация с древнейших времён до начала XX века (исторический обзор). М., 2010. С. 67.

7.  Каппелер А. Россия – многонациональная империя. Возникновение. История. Распад. М., 2000. С. 36. См. также: Трепавлов В.В. «Белый царь»: образ монарха и представления о подданстве у народов России XVI–XVIII вв. М., 2007. С. 136–139, 144, 176; Трепавлов В.В. Присоединение народов Поволжья и Южного Урала. С. 167–168, 170; Уманский А.П. Телеуты и русские… С. 18, 20, 23; Шерстова Л.И. Тюрки и русские… С. 79, 80; Боронин О.В. Двоеданничество… С. 49–50; Чимитдоржиева Л. Ш. Русские посольства… С. 25; Ходарковский М. Степные рубежи… С. 85.
8 Основные параметры дипломатического диалога с кочевниками задавались в инструктивных документах, направляемых из высших государственных органов – Посольского, Казанского, Сибирского приказов сибирским воеводам, которые на их основе составляли «инструкции» послам – наказы и наказные памяти. В этих «инструкциях» с разной степенью полноты и детализации, соответствовавших конкретной ситуации, желаемым целям и политическому статусу контрагента, прописывался алгоритм переговоров, в том числе набор аргументов, призванных убедить противоположную сторону признать власть русского царя или хотя бы поддерживать с ним мирные отношения. При всех вариациях переговорного процесса послы должны были общаться с кочевниками так, чтобы не «умалять», а «повышать» «государеву честь»8. Большую роль в дипломатическом диалоге играли толмачи – переводчики устной речи. От их эрудиции, знания тюркского и/или монгольского языков, владения этическими и коммуникативными нормами, принятыми среди кочевников, во многом зависел успех переговоров9. Толмачи должны были грамотно и внятно перевести «речи» переговорщиков и самое главное – верно передать смысл слов, сказанных дипломатами.
8.  См., например: Русско-монгольские отношения (далее – РМО). 1607–1636. М., 1959. С. 162, 194, 234; 1636–1654. М., 1974. С. 20, 40, 338, 346.

9.  Карпова Ю.А. Языковая личность переводчика в устном переводе // Вестник Челябинского государственного университета. 2011. № 24. Вып. 57. С. 233–235.
9 Проведённый нами анализ дипломатических документов показал, что набор и сочетание аргументов, применяемых русской властью и её представителями на переговорах для убеждения кочевников подчиниться русскому царю, варьировались в зависимости от предыстории русско-кочевнических отношений, их характера и конкретных обстоятельств, вызвавших переговорный процесс. Но при всех вариациях и нюансах вполне отчётливо выявляются те аргументы, которые наиболее часто и последовательно использовались русской стороной, вследствие чего их вполне уверенно можно определить как базовые и принципиальные10.
10. Прочая, не рассматриваемая в данной статье, аргументация употреблялась от случая к случаю и адресовалась каким-либо конкретным кочевым объединениям. Это, например, могло быть предоставление кочевникам права кочевать на территории, находившейся под прямым контролем русских властей, и вести торговлю в русских порубежных городах.
10 В первую очередь к ним относилось обещание покровительства и наград со стороны русского царя. Во всех обращениях русской дипломатии к контрагентам, декларировались «государева милость и жалованье»11, которые жёстко увязывались с необходимостью службы в интересах царя и его государства. Эта связь озвучивалась в формулировках, которые при всех вариациях применительно к конкретным обстоятельствам, предлагали кочевникам следующую парадигму взаимоотношений: «И он бы… видя к себе наше царского величества жалованье и милость, нам, великому государю, служил и добра всяково нам и нашему государству хотел»12.
11. Лексема «милость» в XVII в. имела значения «благосклонность, любовь», «готовность помочь, оказание милости, поддержки, одаривание», «прощение, снисхождение» (Словарь русского языка XI–XVII вв. Вып. 9. М., 1983. С. 150–151; Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам. Т. 2. СПб., 1895. Стб. 137). Под жалованьем в данном контексте понимались вознаграждение за службу, а также подарки.

12.  РМО. 1636–1654. С. 97. См. также: РМО. 1607–1636. С. 62, 63, 68; 1636–1654. С. 19, 24–25, 39, 98, 99, 100, 151, 152, 168, 196, 197, 268, 270, 273, 337; 1654–1685. М., 1996. С. 337; 1685–1691. М., 2000. С. 67, 170, 183, 202, 296, 337, 363; Дополнения к актам историческим, собранные и изданные Археографическою комиссиею. Т. X. СПб., 1867. С. 267; Миллер Г.Ф. История Сибири. Т. 3. М., 2005. С. 295, 296; РГАДА, ф. 199, оп. 2, № 478, ч. 3, д. 29, л. 2; д. 32, л. 3; ф. 214, оп. 3, стб. 49, л. 236; стб. 252, л. 162; стб. 455, л. 778–779, 781.
11 «Государева милость и жалованье» выражались, прежде всего, в материальных ценностях – подарках, которые выступали важным атрибутом «посольского обычая» Русского государства в XVI–XVII вв., и не только в отношениях с разноформатными кочевыми сообществами, но и с государствами Европы и Азии13. Обмен подарками и услугами являлся, как известно, важнейшим элементом института дарообмена, который в полной мере функционировал в архаичных и традиционных обществах, в том числе и кочевых. Дарообмен в обязательном порядке сопровождал установление и поддержание мирных отношений14. Русская власть вполне владела технологией дипломатического дарообмена, поэтому в целях привлечения кочевой элиты «под высокую государеву руку» (в том числе к шертованию) обнадёживала её «государевой милостью и жалованьем». В отдельных случаях при убеждении особо важных персон могли давать весьма обширные обещания. В 1636 г. русские посланцы сын боярский С. Греченин и подьячий А. Самсонов, общаясь в ставке хотогойтского алтын-хана Омбо-Эрдени с его доверенным лицом табуном Дуралом, убеждали последнего склонить алтын-хана к шертованию царю на условиях «холопства» (т.е. вечного подданства), а взамен обнадёживали его следующими словами: «Только ты, Дурал, на то приведешь Алтына-царя, что Алтын-царь сам шертует великому государю в холопстве, и ты, Дурал, у великого государя будешь пожалован лутчи прежнево: чево твой разум не сяжет – тем тебя государь пожалует»15.
13. Юзефович Л.А. Путь посла. Русский посольский обычай. Обиход. Этикет. Церемониал. Конец XV – первая половина XVII в. СПб., 2007. С. 116–132; Загородняя И.А. Типология дипломатических даров из европейских стран: общее и особенное // Репрезентация власти в посольском церемониале и дипломатический диалог в XV – первой трети XVIII века. Третья международная научная конференция цикла «Иноземцы в Московском государстве», посвящённая 200-летию музеев Московского Кремля, 19–21 октября 2006 г.: тезисы докладов. М., 2006. С. 46–48; Хеннингс Я. Неудачный подарок: культурный шок или политическая культура? О функции и значении дипломатического дара в англо-русских отношениях XVII в. // На языке даров: правила символической коммуникации в Европе. 1000–1700 гг. М., 2016. С. 201–225; Бережная Л.А. Символика даров в дипломатических отношениях между Речью Посполитой и Московским царством во второй половине XVII в. // На языке даров… С. 226–251.

14. На роль дарообмена у кочевников впервые указал первый исследователь истории Сибири Г.Ф. Миллер: «Брать и получать подарки настолько в обычае у всех восточных народов, что никакая дружба не может без них существовать» (Миллер Г.Ф. История Сибири. Т. 3. С. 13). См. также: Жуковская Н.Л. «Подарок-отдарок» и его место в системе социальных ценностей монголов // Mongolica-I. Памяти Бориса Яковлевича Владимирцова. 1884–1931. М., 1986. С. 160–168; Шерстова Л.И. Тюрки и русские… С. 72.

15. РМО. 1636–1654. С. 39.
12 Нередко в качестве аргумента, как разновидность «государевой милости», выступало обнадёживание военной помощью, но исключительно взамен признания власти русского монарха: «чтоб колмацкие князи и мурзы и всякии улусные люди были под нашею царскою высокою рукою и шерть, и утвержение, и заклады дали, что им быти вперед под нашею царскою высокою рукою неотступным, и наш ясак с себя платить по вся годы безпереводно… а мы их также велим беречи и от недругов оберегати»16; «и он бы, контайша, великому государю… служил во всем, и под его царского величества высокою рукою был… а великий государь… тебя, контайшу, пожалует, учнет держати в своем царском жалованье и от недругов твоих оборонять»17; «только ты, Алтын-царь, государское повеленье исполнишь, великому государю сам шерть дашь и учнешь великому государю служить и немирные земли подводить под государеву царскую высокую руку, и великий государь тебя, Алтына-царя, по твоему челобитью и прошенью ратными людьми с огненым боем пожалует»18. Подобного рода обещания, иногда наполненные конкретикой, звучали во многих обращениях русской стороны, адресованных кочевникам в ситуации как их призыва в подданство, так и непосредственно принесения ими шерти19.
16. Там же. 1607–1636. С. 21.

17. Миллер Г.Ф. История Сибири. Т. 3. С. 293, 295.

18. РМО. 1636–1654. С. 41.

19. РГАДА, ф. 214, оп. 3, стб. 252, л. 162; РМО. 1607–1636. С. 22–23, 99; 1636–1654. С. 20, 337; Миллер Г.Ф. История Сибири. Т. 1. М., 1999. С. 416.
13 Но в то же время, по причине того, что кочевники в силу своего менталитета, образа жизни и способов жизнеобеспечения, а также исходя из своей оценки взаимоотношений с северным соседом, часто совершали нападения на русское и ясачное население, находившееся в подданстве царя, русская сторона в качестве аргумента – принуждения к миру и покорности – использовала также устрашение силовым воздействием. В случае отказа кочевников дать шерть, подчиниться воле царя и прекратить враждебные действия она угрожала им «государевым гневом», «войной» и «разорением»20. Предлагался и несколько иной сценарий, когда русская сторона отказывалась от применения силы в обмен на шертование: «мы, великий государь, их, колмацких людей, пожаловали, воевати их не велели и велели им быти под нашею царскою рукою, и к шерти их, колмацких тайшей и всех колмацких улусных людей, велели привести на том, что им нам, великому государю, служити и прямити во всем вправду»21; «мы, великий государь… Цысана мугальского и зятя ево Турукая-табуна пожаловали, хотим их вперед держать в нашем царском милостивом жалованье и в защищенье под нашею царского величества высокую рукою в подданстве и наших царского величества ратных людей на их улусы войною посылать не велели»22.
20. РГАДА, ф. 199, оп. 2, № 478, ч. 3, д. 32, л. 3, 6; Памятники Сибирской истории XVIII века. Кн. 1. СПб., 1882. С. 21; РМО. 1607–1636. С. 166, 269; Бутанаев В.Я. История вхождения Хакасии… С. 154, 178.

21. РМО. 1607–1636. С. 22, 24.

22. Там же. 1636–1654. С. 337.
14 При этом в отдельных случаях (надо полагать, для усиления психологического воздействия и большего устрашения) русские переговорщики стремились представить царя как безусловно сильного правителя, который в состоянии собрать большую армию. Царская грамота от 1657 г., адресованная томскому воеводе кн. И.Н. Приимкову-Ростовскому, требовала отправить дипломатов к телеутским князцам Коке и Мачику с требованием «отстать» от «неправд» и дать шерть. Послам следовало убедить кочевников, что в случае их неповиновения царь «велит послати на них ис Казани, и ис Астрахани, ис Терка, ис Дона, и из дальных Запольных рек, и из Сибири многих наших ратных людей с вогненым боем и з большим нарядом, и их, и улус их велит разорить без остатку»23.
23. РГАДА, ф. 126, оп. 1, 1657 г., д. 1, л. 10.
15 В дипломатическом общении с главами кочевых объединений русская сторона, имея в виду перспективу их подчинения царской воле (на каких-то условиях) и даже полного безусловного подданства царю, в качестве аргумента активно использовала сформировавшийся в русском социально-политическом дискурсе образ московского правителя как «царя царей», которому подвластны многие территории и народы. В царских грамотах, адресованных кочевым «вождям» и оглашаемых дипломатами, в соответствии со сложившейся внутриполитической и внешнеполитической практикой вербальной презентации «великого государя» излагалась его полная титулатура, включавшая перечисление всех титулов (великий государь, царь, великий князь, самодержец, повелитель, обладатель), а также подвластных ему «многих государств и земель восточных и западных и северных». Это безусловно преследовало цель представить русского царя сильнейшим в мире властителем. И русские дипломаты непосредственно в ходе переговоров с кочевниками стремились, как правило, убедить их в этом, упоминая в своих речах (обычно в самой общей форме, без конкретики) о том, что многие иные правители служат или хотят служить московскому государю.
16 В 1616 г. атаман В. Тюменец и десятник И. Текутьев во время аудиенции у хотогойтского алтын-хана Шолой Убаши сообщили последнему: «Великий государь царь и великий князь Михайло Федорович всеа Русии самодержец, государь преславной и великой: многие цари и царевичи и короли под ево царскою высокою рукою и в его царском милостивом жалованье и в призренье»24. В 1636 г. сын боярский С. Греченин убеждал посланцев халхаского Дзасакту-хана Субуди в том, что «не один Алтын-царь под государевою царскою высокою рукою, и многие государства под ево государевою царскою рукою учинились»25. В царской грамоте 1638 г., адресованной алтын-хану Омбо Эрдени, содержалась следующая фраза: «да и все государи, которые кочюют около тебя, Алтына-царя, хотят быти под нашею царьскою высокою рукою и дань нам, великому государю, учнут давати, а нам бы их пожаловати своим государевым жалованьем»26. В 1647 г. казачий десятник К. Москвитин говорил халхасскому Цецен-хану, «что государь наш царь и великий князь Алексей Михайлович всеа Русии надо всеми неверными и непокорными цари грозен и силен»27. В 1683 г. томский сын боярский И. Петров уверял посланца джунгарского Бошокту-хана Галдана в том, что «великие государи цари и великия князья Иоанн Алексеевич, Петр Алексеевич… многих государств отчичи и дедичи, и наследники, и государи, и обладатели»28.
24. РМО. 1607–1636. С. 63.

25. Там же. 1636–1654. С. 46.

26.  Там же. С. 99.

27. Сборник документов по истории Бурятии / Сост. Г.Н. Румянцев, С.Б. Окунь. Вып. 1. XVII век. Улан-Удэ, 1960. С. 116.

28. Бутанаев В.Я. История вхождения Хакасии… С. 209.
17 Иногда, когда того требовал контекст переговоров, русская сторона детально информировала контрагентов о количестве правителей, покорившихся царю. К примеру, в 1684 г. иркутский воевода Л. Кислянский «просветил» посланцев халхасского Очирой Саин хана следующим образом: «Царь и великий князь Алексей Михайлович… царь и великий князь Федор Алексеевич всеа Великия, и Малыя, и Белыя Росии самодержец повоевали противников и непослушников и многие государства и королевства и княжества под свою великих государей высокую руку мечем подклонили и царей в полон побрали в вечное холопство и в подданство: царя казанского, царя астраханского, царя касимовского и иные многие немецкие королевства и княжества литовские, черкасы горские и многие орды татарские и черкасы запорожские. Все сии государства и княжества, и орды покорны им, великим государям, и служат в подданстве и в холопстве. А иные цари и царевичи и княжества, слыша их, великих государей царей и великих князей Иоанна Алексеевича, Петра Алексеевича всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержцев, счастие и храбрость, и множество воинских людей, били челом великим государем и поклонились в подданство и в вечное холопство служить им, великим государем, – царь грузинский и царевичи и многолюдственный князь шляхочетский и многие царьства и княжества, и ныне служат им, великим государем»29.
29. Сборник документов по истории Бурятии. Вып. 1. С. 279.
18 Случалось, что русские посланцы в соответствии с господствовавшим в Московской Руси политико-религиозным представлением о мироздании и, надо полагать, совершенно искренне, убеждали кочевников в том, что русский царь как «помазанник Божий» является верховным земным владыкой. В 1638 г. сын боярский В. Старков произнёс перед алтын-ханом Омбо Эрдени речь, не лишённую эмоций: «А на земли хто есть иной царь, кроме великого государя царя и великого князя Михаила Федоровича всеа Русии? Бог на небе, а он, государь… один на земли Богом венчанный и Богом дарованный царь и государь надо всеми цари и короли, и нет иного царя»30. Схожую мысль, уже другому алтын-хану – Лубсану Сайн Эринчину, озвучил С. Греченин: «Свыше от всемогущаго Бога дана ему, великому государю… честь великая и непобедимая сила превыше всех царей, что есть на земли»31.
30. РМО. 1636–1654. С. 109.

31. Там же. 1654–1685. С. 65.
19 Апеллируя к «богоизбранности» русского царя, его дипломаты стремились донести до контрагентов совершенно простой и абсолютно логичный с их точки зрения тезис: русский царь имеет власть от Бога над всем земным миром, а значит все остальные земные правители априори уже подвластны ему и обязаны подчиняться. Этот тезис, а также упоминание множества «царей, королевичей и князей», находившихся под скипетром русского монарха, должны были способствовать осознанию кочевыми предводителями бессмысленности сопротивления тому, кого Бог поставил властвовать над миром.
20 В связи с этим обратим внимание на аргументацию, использованную в 1636 г. С. Гречениным в попытке склонить «под государеву руку» алтын-хана Омбо Эрдени. Последний категорически не желал считать себя «холопом» «великого государя», заявляя, что шертовал он на условиях несения службы и уплаты дани «великому государю», а также ради получения от него военной помощи, а не для того, чтобы оказаться в «холопстве». При этом он указывал на то, что «холопство… в Мугальской земле бесчесно» и вообще там «не ведетца, что царь царю шертует сам», и просил, чтобы впредь «государь» не называл его «холопом». В ответ Греченин дал следующее разъяснение: «Многие государства учинились под ево государевою царскою высокою рукою в холопстве, и х кому великий государь пишет холопством, и то ему от великого государя честь, а не бесчестье»32. Эти же аргументы он в 1660 г. привёл алтын-хану Лубсану, который также не желал быть «холопом»: «многие цари и короли, и князи, и властели покорились нашему великому государю… и пишутца оне великому государю холопями и подданными. И то им великая честь, а не бесчестье»33. Таким образом, согласно аргументации, изложенной Гречениным, вступление кочевого правителя в «холопство» – подданство «великому государю» являлось не унижением, а, наоборот, повышением статуса, поскольку в мире нет большей чести, гордости и радости, нежели служба «настоящему» и «истинному» царю – владыке мира. Именно поэтому принятие кого бы ни было в службу и подданство расценивалось русской стороной как высочайшее царское «пожалование»: «мы ево… пожаловали, велели ему и улусным ево людем быть под нашею государевою высокою рукою в холопстве»34.
32. Там же. 1636–1654. С. 37, 39, 42.

33. Там же. 1654–1685. С. 65.

34. Там же. С. 24–25. См. также: Там же. С. 70, 228, 270, 337; 1607–1636. С. 22–23, 193; 1654–1685. С. 192; Акты исторические, собранные и изданные Археографическою комиссиею. СПб., 1842. Т. IV. С. 48.
21 Ещё одним часто встречавшимся аргументом являлась апелляция к прежде данной шерти. Русская власть использовала её в двух случаях. Во-первых, когда стремилась пролонгировать шертные обязательства кочевых правителей. Эта потребность, в свою очередь, возникала в ситуации либо необходимости предотвратить возможную «измену» кочевников и напомнить им об их обязательствах, либо смены правящих лиц как в кочевых объединениях, так и на российском престоле. При этом русская дипломатия, как правило, стандартно ссылалась на шерти, данные ранее как здравствующим правителем, так и его предками: «а он бы, князец Кока, помня службу отца своего к тебе, великому государю, тебе, государю, служил и прямил»35; «чтоб они, князцы и лутчие их улусные люди, ехали… в Томской город шертовать за государя царя и великого князя Алексея Михайловича всеа Русии… по-прежнему по шертовальной записе, как они шертовали блаженныя памети государю царю и великому князю Михаилу Федоровичю всеа Русии»36; «как отец твой алтын-царь и ты, Лоджан алтын-царь, в прежних годех блаженные памяти великому государю царю и великому князю Михаилу Феодоровичю… и блаженные памяти великому государю царю и великому князю Алексею Михайловичю… шерть свою дали… также б и ныне ты, Лоджан алтын-царь, с своими детьми и с яйзаны и со всеми своими улусными людьми буди в подданстве у великого государя, и великому государю царю и великому князю Феодору Алексеевичю… шерть дай з детьми свои, и с яйзаны, и со всеми улусными людьми»37.
35. РГАДА, ф. 214, оп. 3, стб. 49, л. 181; Миллер Г.Ф. История Сибири. Т. 3. С. 241.

36. РМО. 1636–1654. С. 283.

37.  Там же. 1654–1685. С. 337; РГАДА, ф. 214, оп. 1, кн. 605, л. 258 об.–259; РМО. 1636–1654. С. 229, 270; Бутанаев В.Я. История вхождения Хакасии… С. 167, 228.
22 Во-вторых, упомянутая апелляция присутствовала тогда, когда русская сторона убеждала кочевников (либо они сами желали) возобновить шертные обязательства перед царём, прерванные ими в силу разных обстоятельств. Кочевых правителей призывали «вспомнить прежнюю шерть», причём опять-таки не только свою, но и нередко своих предшественников: «чтоб он, Абак, помня прежнюю свою к государю правду и шерть, на чом он преж сего великому государю… шерть дал, от измены своей отстал и ко государской милости обратился, и был бы под государевою царскою высокою рукою в прежнем холопстве навеки неотступен»; «и они б, колматцкие тайши, не дожидаяся такого себе разоренья, великому государю нашему… служили и прямили по своей шерти по прежнему»; «чтоб… впредь бы от такова дурна престали и руских и ясашных людей не грабили, и во всем великим государем против прежней своей шерти прямили и радели не ложно»38.
38.  РГАДА, ф. 199, оп. 2, № 478, ч. 3, д. 32, л. 4; ф. 214, оп. 3, стб. 70, л. 6; Миллер Г.Ф. История Сибири. Т. 2. М., 2000. С. 373, 454, 472; Памятники Сибирской истории XVIII века. Кн. 1. С. 20–21; Бутанаев В.Я. История вхождения Хакасии… С. 178.
23 Апеллируя к прежним шертованиям, русская сторона явно стремилась подчеркнуть давность (пусть даже и весьма относительную) пребывания кочевников под «великой государевой рукой». Для неё исходным моментом отсчёта давности являлось принесение присяги-шерти и тем самым признание контрагентами власти русского монарха. При этом русскую дипломатию совершенно не смущал характер реальных отношений своего государства с кочевниками. Эти отношения она при необходимости интерпретировала в нужном для себя смысле. Вот как, например, в царской грамоте 1645 г. джунгарскому контайше (хунтайджи) Эрдени Батуру доказывалось его давнее «подданство» царю: «Ведомо вам самим, что из давних лет у великих государей царей и великих князей росийских калмыцкие тайши со всеми своими калмытцкими с улусными людьми были в повеленье и в послушанье, а они, великие государи, их жаловали и берегли, и воевать их своим государевым ратным людем не велели. Также и у отца нашего, блаженные памяти у великого государя царя и великого князя Михаила Федоровича всеа Русии самодержца, отец твой Каракула-тайша и ты, Контайша, з братьею своею, и з детьми, и с племянники, и все калмыцкие тайши со всеми своими улусными людьми были под его царского величества высокою рукою в повеленье и в послушанье… и правду ему, государю, давали, по своей вере шертовали, и служили ему, великому государю, правдою, и николи от отца нашего, великого государя, вы отступны не бывали»39. В этой информации, за исключением отсылки к факту царского «пожалования» в 1620 г. контайши Хара-Хулы «под высокую государеву руку»40, всё остальное не соответствовало действительности: ни Хара-Хула, ни Эрдени Батур, ни прочие калмыкские тайши не были «в повеленье и в послушанье» у русского царя, многие из них неоднократно совершали набеги на русские владения, а сибирские воеводы организовывали ответные походы в «Колмацкую землю»41.
39.  РМО. 1636–1654. С. 269. Позже, в 1649 г., аналогичную апелляцию к ранее данной шерти и «службе» предков русская дипломатия использовала в обращении к калмыцкому (торгоутскому) тайше Дайчину (Там же. С. 355).

40.  Там же. 1607–1636. С. 99.

41.  Миллер Г.Ф. История Сибири. Т. 2. С. 444–450, 455, 462–464, 466–468, 475–476, 479–481, 484–489; Пузанов В.Д. Русско-ойратские отношения на юге Сибири в первой трети XVII в. // Известия Уральского государственного университета. Сер. 2. Гуманитарные науки. 2010. № 2(76). С. 64–76; Кушнерик Р.А. Первые русско-ойратские официальные контакты и их особенности (конец XVI – XVII вв.) // Мир Евразии. 2009. № 2(5). С. 17–21; Матвеев А.В. Русско-джунгарская война в Среднем Прииртышье в XVII в. // Казачество Сибири: от Ермака до наших дней (история, язык, культура). Тюмень, 2009. С. 113–117.
24 Подытоживая вышеизложенное, можно констатировать, что активное и осмысленное применение русской дипломатией в разных сочетаниях и вариациях аргументов, призванных убедить центрально-азиатских кочевников признать своё подчинение власти русского царя, свидетельствует о том, что вербальная коммуникация являлась для русской стороны очень важным элементом воздействия на контрагентов. Центральным смыслообразующим компонентом аргументации выступала идея о русском царе как богоизбранном, а соответственно «настоящем» и «единственном» владыке земного мира, который «жалует» (принимает) под свою «высокую руку» тех, кто ему служит, даруя им взамен покровительство, защиту и высокий статус «государева холопа». Русская сторона явно стремилась сформировать как для кочевников, так и для себя самой представление о легитимности притязаний Русского государства на новые народы и территории. Кроме того, логика аргументации вполне соответствовала технологии осуществления экспансии, известной с древнейших времён – сочетании «кнута и пряника», или, в русском варианте, – «ласки и жесточи»: тем, кто противодействовал «настоящему» царю, грозили «государевым гневом».

References

1. Berezhnaya L.A. Simvolika darov v diplomaticheskikh otnosheniyakh mezhdu Rech'yu Pospolitoj i Moskovskim tsarstvom vo vtoroj polovine XVII v. // Na yazyke darov… S. 226–251.

2. Boronin O.V. Dvoedannichestvo v Sibiri. XVII – 60-e gg. XIX v. Barnaul, 2002. S. 43, 48, 50–51, 58.

3. Butanaev V.Ya. Istoriya vkhozhdeniya Khakasii (Khongoraya) v sostav Rossii. Abakan, 2007. S. 58–92.

4. Viktorin V.M. Rossijskoe gosudarstvo i kochevye narody // Rossiya i stepnoj mir Evrazii. Ocherki. SPb., 2006. S. 319–326, 329–337.

5. Zhukovskaya N.L. «Podarok-otdarok» i ego mesto v sisteme sotsial'nykh tsennostej mongolov // Mongolica-I. Pamyati Borisa Yakovlevicha Vladimirtsova. 1884–1931. M., 1986. S. 160–168.

6. Zagorodnyaya I.A. Tipologiya diplomaticheskikh darov iz evropejskikh stran: obschee i osobennoe // Reprezentatsiya vlasti v posol'skom tseremoniale i diplomaticheskij dialog v XV – pervoj treti XVIII veka. Tret'ya mezhdunarodnaya nauchnaya konferentsiya tsikla «Inozemtsy v Moskovskom gosudarstve», posvyaschyonnaya 200-letiyu muzeev Moskovskogo Kremlya, 19–21 oktyabrya 2006 g.: tezisy dokladov. M., 2006. S. 46–48.

7. Zuev A.S. Osvoenie i prisvoenie Moskovskim gosudarstvom sotsial'no-politicheskogo prostranstva Sibiri v kontse XVI – XVII veke // Vestnik Novosibirskogo gosudarstvennogo universiteta. Ser. Istoriya, filologiya. 2013. T. 12. Vyp. 8. Istoriya. S. 61–72.

8. Zuev A.S., Ignatkin P.S., Slugina V.A. Pod sen' dvuglavogo orla: inkorporatsiya narodov Sibiri v Rossijskoe gosudarstvo v kontse XVI – nachale XVIII v. Novosibirsk, 2017.

9. Zuev A.S., Slugina V.A. Pravo na chelobit'e i obyazannost' donosit': reglament kommunikatsii tsarskoj administratsii s inozemtsami Sibiri v XVII v. // Kommunikativnaya kul'tura: istoriya i sovremennost'. Materialy IX mezhdunarodnoj nauchno-prakticheskoj konferentsii. Novosibirsk, 2019. S. 200–205.

10. Ignatkin P.S. K voprosu o verbal'no-kommunikativnykh aspektakh podchineniya aborigenov Sibiri Moskovskim gosudarstvom v kontse XVI – nachale XVIII v. // Aktual'nye problemy istoricheskikh issledovanij: vzglyad molodykh uchyonykh. Novosibirsk, 2013. S. 55–65.

11. Ignatkin P.S. K voprosu o diplomaticheskikh metodakh konstruirovaniya obraza Sibiri v Russkom gosudarstve v kontse XVI – nachale XVII v. // Aktual'nye problemy istoricheskikh issledovanij: vzglyad molodykh uchyonykh. Novosibirsk, 2012. S. 39–43.

12. Ignatkin P.S. Ofitsial'nyj obraz Sibiri v Moskovskom gosudarstve kontsa XVI – nachala XVII veka // Vestnik Novosibirskogo gosudarstvennogo universiteta. Ser. Istoriya, filologiya. 2013. T. 12. Vyp. 1. Istoriya. S. 99–103.

13. Kappeler A. Rossiya – mnogonatsional'naya imperiya. Vozniknovenie. Istoriya. Raspad. M., 2000. S. 36.

14. Karpova Yu.A. Yazykovaya lichnost' perevodchika v ustnom perevode // Vestnik Chelyabinskogo gosudarstvennogo universiteta. 2011. № 24. Vyp. 57. S. 233–235.

15. Kushnerik R.A. Pervye russko-ojratskie ofitsial'nye kontakty i ikh osobennosti (konets XVI – XVII vv.) // Mir Evrazii. 2009. № 2(5). S. 17–21.

16. Kushnerik R.A. Russko-dzhungarskie diplomaticheskie otnosheniya (nachalo XVII – 50-e gg. XVIII v.). Barnaul, 2008. S. 25–28, 32, 48–49.

17. Matveev A.V. Russko-dzhungarskaya vojna v Srednem Priirtysh'e v XVII v. // Kazachestvo Sibiri: ot Ermaka do nashikh dnej (istoriya, yazyk, kul'tura). Tyumen', 2009. S. 113–117.

18. Miller G.F. Istoriya Sibiri. T. 3. M., 2005. S. 295, 296; RGADA, f. 199, op. 2, № 478, ch. 3, d. 29, l. 2; d. 32, l. 3; f. 214, op. 3, stb. 49, l. 236; stb. 252, l. 162; stb. 455, l. 778–779, 781.

19. Nikitin N.I. Russkaya kolonizatsiya s drevnejshikh vremyon do nachala XX veka (istoricheskij obzor). M., 2010. S. 67.

20. Pochekaev R.Yu. Iz vassalov v syuzereny. Rossijskoe gosudarstvo i nasledniki Zolotoj Ordy. SPb., 2017. S. 45–50.

21. Puzanov V.D. Russko-ojratskie otnosheniya na yuge Sibiri v pervoj treti XVII v. // Izvestiya Ural'skogo gosudarstvennogo universiteta. Ser. 2. Gumanitarnye nauki. 2010. № 2(76). S. 64–76.

22. Sbornik dokumentov po istorii Buryatii / Sost. G.N. Rumyantsev, S.B. Okun'. Vyp. 1. XVII vek. Ulan-Udeh, 1960. S. 116.

23. Sreznevskij I.I. Materialy dlya slovarya drevnerusskogo yazyka po pis'mennym pamyatnikam. T. 2. SPb., 1895. Stb. 137.

24. Trepavlov V.V. «Belyj tsar'»: obraz monarkha i predstavleniya o poddanstve u narodov Rossii XVI–XVIII vv. M., 2007. S. 136–139, 144, 176.

25. Trepavlov V.V. Prisoedinenie narodov Povolzh'ya i Yuzhnogo Urala // Rossijskoe gosudarstvo ot istokov do XIX veka: territoriya i vlast'. M., 2012. S. 152–173.

26. Trepavlov V.V. Simvoly i ritualy v ehtnicheskoj politike Rossii XVI–XIX vv. SPb., 2018.

27. Umanskij A.P. Teleuty i russkie v XVII–XVIII vekakh. Novosibirsk, 1980. S. 11–33, 35.

28. Khennings Ya. Neudachnyj podarok: kul'turnyj shok ili politicheskaya kul'tura? O funktsii i znachenii diplomaticheskogo dara v anglo-russkikh otnosheniyakh XVII v. // Na yazyke darov: pravila simvolicheskoj kommunikatsii v Evrope. 1000–1700 gg. M., 2016. S. 201–225.

29. Khodarkovskij M. Stepnye rubezhi Rossii: kak sozdavalas' kolonial'naya imperiya. 1500–1800. M., 2019. S. 64–73, 79–88, 202–206.

30. Chimitdorzhiev Sh.B. Vzaimootnosheniya Mongolii i Rossii v XVII–XVIII vv. M., 1978. S. 19–21, 23–25, 26, 28, 35, 37, 55–56, 73.

31. Chimitdorzhieva L.Sh. Russkie posol'stva k mongol'skim Altan-khanam XVII v. Ulan-Udeh, 2006. S. 56–66.

32. Shastina N.P. Russko-mongol'skie posol'skie otnosheniya XVII veka. M., 1958. S. 36.

33. Sherstova L.I. Tyurki i russkie v Yuzhnoj Sibiri: ehtnopoliticheskie protsessy i ehtnokul'turnaya dinamika v XVII – nachale KhKh veka. Novosibirsk, 2005. S. 76–79, 86.

34. Yuzefovich L.A. Put' posla. Russkij posol'skij obychaj. Obikhod. Ehtiket. Tseremonial. Konets XV – pervaya polovina XVII v. SPb., 2007. S. 116–132.

Comments

No posts found

Write a review
Translate